Дмитрий Трунов

​

Краткое содержание монографии

Цель настоящей работы — обозначить специфическую сферу (объект) экзистенциальной феноменологии, а именно — процесс познания человеком своего существования. Экзистенциальная феноменология (феноменология самопознания, феноменология познания самобытия) опирается на классическую феноменологическую методологию, заложенную Э. Гуссерлем в работе “Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии”. Одновременно с этим она развивает идеи Гуссерля, указывая на определяющую роль интерсубъективного и дискурсивного пространства в процессе самопознания. Экзистенциальная феноменология призвана ответить на вопросы: на чем основывается самопознание, что входит в горизонт самопознания, каким образом человек приходит к пониманию себя, какие результаты он получает и т.д.

Первая и вторая глава настоящей работы посвящены обстоятельному описанию феноменологического инструментария — процедурам феноменологической редукции (“эпохэ”) и феноменологической рефлексии. Начертанный Гуссерлем проект редукции рассматривается с практической точки зрения как реальный и эффективный инструмент экзистенциального феноменолога. В связи с этим подробно обсуждается техника “эпохэ”, одновременно предлагается критика существующих пониманий “эпохэ”, которая позволяет более четко определить не только сущность феноменологической “эпохэ”, но и ее внешнее, языковое выражение. Результатом данного анализа является введение понятия “редукция без редукции” — это своеобразная установка феноменолога, специфическая “модификация нейтральности”, которая, с одной стороны, не сдерживает рефлективную и речевую активность исследователя, а с другой — позволяет сохранить сущность гуссерлевской “эпохэ”. Особое место отведено разграничению терминов ““эпохэ”” (“воздержание”) и “редукция” (“сведение”), а также обсуждению различных видов феноменологической редукции в зависимости от ее объема (“глубины”) и других вариантов “эпохэ”: эйдетическая и трансцендентальная редукции, спекулятивная, каузальная и аксиологическая “эпохэ”.

Во второй главе подробно обсуждается понятие рефлексии, при этом рефлексия рассматривается с двух сторон — как инструмент экзистенциального самопознания (естественная рефлексия) и как инструмент феноменолога (феноменологическая рефлексия). Сравниваются различные представления о рефлексии, предпринят их тропологический анализ — критический анализ метафор, имплицитно подразумевающихся в этих понятиях. В результате предлагается альтернативная метафора рефлексии (“метафора рамки”), которая позволяет взглянуть на рефлексию как на эффективный инструмент, который не только не мешает процессу самопознания, но является единственным основанием этого процесса, условием и средством его осуществления. Предложенная метафора вносит ясность в дискуссию о “гносеологических ограничениях” рефлексии и опровергает распространенное представление о рефлексии как о психическом акте, “мешающем” самопознанию. С точки зрения феноменолога, рефлексия — это акт имманентного восприятия, специфическая модификация сознания, в свете которой человек встречается с интенциональными объектами, понимаемыми им как фрагменты самобытия. Описываются различные виды рефлексии (ретроспективная, проспективная и текущая рефлексия), функции рефлексии (познавательная и регулятивная функции), рефлективные позиции (экстернальная и интернальная рефлексия). Определяются условия эффективной (с точки зрения самопознания) рефлексии — “неагрессивной” рефлексии, позволяющей более полно сознавать собственное бытие. В этой же главе вводится понятие “метарефлексии”, особого рода рефлексии, помогающей изучать собственные рефлективные акты.

В третьей главе рассматривается понятие и процесс экзистенциального самопознания в целом. Экзистенциальное самопознание определяется как познание конкретным человеком своего собственного существования и позиционируется относительно других видов самопознания (в частности, от различных видов философского самопознания). Основной объект экзистенциального самопознания — экзистенция. В работе вводятся понятия “свободная” и “связанная” экзистенция; рассматриваются способы “фиксации” экзистенции, в частности “фиксирующая” функция языка; выделяются и сравниваются три пути экзистенциального самопознания (дефинитный, эссенциальный и экзистенциальный путь), этапы самопознания (первичное и вторичное самопознание, “кризис самопознания”), стратегии самопознания как способы самоопределения в поле культурных концептов (стандартное, индивидуальное и творческое самопознание).

Четвертая глава посвящена интерсубъективному компоненту самопознания, то есть роли другого человека (“Другого”) в самопознании. Именно Другой инициирует процесс самопознания, впервые определяя в дискурсивных концептах идентичность человека. Язык самопознания и первые определения самобытия человек, таким образом, заимствует извне. Затем и исключительно на основании этих пришедших со стороны определений (гетеродефиниций), человек создает свои собственные определения (аутодефиниции), но и последующие самостоятельные самоопределения имеют смысл исключительно в контексте диалога с Другим, который выполняет в этом процесс две главные функции: свидетеля и исповедника. Таким образом, познание собственного бытия понимается как принципиально гетерогенный и диалогический процесс, осуществляемый в поле существующих дискурсивных концептов. Определяющая активность Другого есть специфическое обладание бытием познающего себя человека, которое образует необходимый объектный (“замыкающий”, “завершающий”) полюс самопознания; ему противоположен субъектный (“открытый”, “незавершенный”, “спонтанный”) полюс. Онтологическая ненадежность Другого как основания (“обладателя”) самобытия вызывает необходимость в “отвоевании себя” у Другого. В данной главе описываются формы “ассимиляции” Другого с целью более прочного обоснования своего бытия: Другой при этом может выступать как иной человек, как иное “Я” или как Иное. При этом особое внимание уделено значению единственности Другого (во всех трех формах ассимиляции) для создания единства “Я”.

В пятой главе формулируется авторская концепция множественного “Я”. Сначала высказываются сомнения в априорной целостности “Я” и его субстанциональности. Затем выделяются три основных “идеальных” компонента “Я”: рефлективное “Я” (рефлективность, “чистое Я”), продуктивное “Я” (продуктивность, “гилетическое Я”) и эмпирическое “Я” (субъективность, “Я-ноэма”). Продуктивность — это направленность сознания на любые объекты (“трансцендентное восприятие”), рефлективность — это направленность на свои собственные акты сознания (“имменентное восприятие”). В просвете между продуктивностью и рефлективностью (продуктивностью, направленной на самое себя) создается феномен “субъективности”, особый интенциональный объект — эмпирическое “Я”, которое человек осознает центром своего бытия. Поскольку ни продуктивное, ни рефлективное “Я” не обладают единством и целостностью, их природа принципиально множественна, то и эмпирическое “Я” заключает в себе потенциальную множественность: “Я” есть более или менее согласованный синтез разнообразных переживаний, концептуализированных как “части себя”. Таким образом, в работе доказывается, что множественность пронизывает все три “уровня”: полицентричность продуктивного “Я”, полипозициональность рефлективного “Я”, полиперсональность эмпирического “Я”.

Эмпирическое “Я”, с которым человек идентифицирует себя — это синтетический феноменальный объект, являющийся результатом самосознания (рефлективного “Я”), которое в силу своей интенциональности придает целостность и единство многочисленным актам и переживаниям (продуктивному “Я”). Важную роль в эго-синтезе (интеграции) играют дискурсивные концепты, а более всего имя человека и само местоимение “Я”. Кроме того, особое значение в возникновении феномена целостного “Я” приобретает тело как единый объект, с которым человек себя отождествляет. Множественность эмпирического “Я” не означает, что “Я” состоит из множества частей, подобно какому-то механизму, состоящему из деталей, или организму, состоящему из органов, — полиперсональность эмпирического “Я” действительно означает, что в построении комплексного синтетического единства: участвует множество “Я”; множественное “Я”, скорее, можно сравнить с сообществом, коллективом, где каждый участник этого коллектива относительно независим от другого и потеря того или иного “Я” чаще всего не сказывается на целостности всего сообщества. Вот лишь некоторые “участники” этого сообщества: “Я” прошлое, “Я” будущее, “Я” настоящее, “Я” должное, “Я” желаемое, “Я” сослагательное, “Я для себя”, “Я для Другого”, “Я” реальное, “Я” идеальное и пр. Множественное “Я”, таким образом, — это не функциональное единство, а коллегиальное, диалогическое.

В актах самосознания изначальная множественность “Я” интегрируется в “единую и целостную личность”. Если же самосознание не “справляется” с этой задачей, тогда множественное “Я” становится “множественной личностью”, нередко весьма болезненно переживающей такое “расщепление”. В ситуациях, когда потенциальная множественность становится актуальной, когда спонтанность “Я” выходит за пределы, отведенных ему определений, — что субъективно ощущается как “разделение Я”, “потеря целостности”, — возникает необходимость в концептуализации множественности “Я”, цель которой создать новый концепт, сохраняющий единство “Я”. В работе приводятся примеры средств для концептуализации множественности “Я”, которые существуют в любом дискурсе, используемом для описания субъективности (религиозном, психиатрическом, психолого-психотерапевтическом).

В следующей, второй части исследования планируется рассмотреть частные предметы экзистенциальной феноменологии, то есть обратить более пристальное внимание на то, как происходит самопознание в отдельных феноменальных регионах самобытия: психический и телесный опыт, поступок и жизнь.